Александр Майоров уже в некоторых ранних вещах начал нащупывать свой путь, путь фантазийных решений, соединения несопоставимых в реальности коллизий предметов, обстоятельств, но при ясной опоре на богатство культуры. Работа ассоциациями, символами, не фигурами, а ликами. И за ними открывалась то более, то менее зашифрованная душа события, перепитии истории, особенности природы или характерные черты народа. То, казалось бы, неуловимое, что есть во всей поэзии Серебряного века от Блока до Гумилева или в каменной палестинской пустыне, или в книгах библейских пророков.Он проник в дух истории и, вместе с тем, накинул на нее сказочный флер наших детских мечтаний о счастье и красоте. О гармонии с городом и миром. И если говорить не об отдельных вещах, таких, как "Хранители свитков", "Гатчинский пасьянс", "Монплезир", "Четыре дамы", а об ассоциациях, вызванных его искусством в целом, то для меня это будет причудливая, необычная, но все же гармония, составленная из волшебных мечтаний Александра Грина, "Итальянского каприччио" Чайковского и начальных нот "Болеро" Равеля. Богатство ассоциаций. И его основа - богатство культуры.