Когда речь о проектировании общественных зданий, главным предметом исследования становятся взаимоотношения архитектуры и общества. Александр Острогорский в своем разделе, как обычно, делает это через исторические ракурсы и реминисценции, приняв на сей раз в качестве основной терминологию социолога Бенедикта Андерсона. Именно он ввел понятие воображаемого сообщества, связанного чувством единения на той или иной основе, — будь то принадлежность религии, культуре или профессии. Суть в том, что «объединяющая общность» присутствует скорее в воображении «воображующих», чем в реальном мире. И архитекторы — это еще одно воображаемое сообщество, которое проектирует (воображает) пространства для воображаемых пользователей.

С другой стороны, кто, как не мы, на протяжении тысячелетий наблюдавшие жизнь и смерть городов, цивилизаций, надежд и утопий, знаем, что иногда воображаемое становится даже более реальным, чем что бы то ни было в самом деле существующее. И если, по мнению исследователей, Центр Помпиду стал воплощением мечты русских авангардистов о новом культурном обществе за полвека для этого, то почему бы не предположить, что сегодняшние «прожекты», выпущенные в информационное виртуальное (читай, воображаемое) пространство с достаточным энтузиазмом и убеждением, не обретут свои плоть и кровь, свои конструктив и коммуникации еще лет через n-цать? Или даже быстрее, с учетом «инфляции» скоростей всего и вся. Тем более, что сейчас, по мнению Острогорского, «свято место» для новых воображаемых сообществ — и новой воображаемой архитектуры — вновь оказалось вакантным. «Стоят ли какие-нибудь утопии за общественными сооружениями, спроектированными российскими архитекторами за последние три десятка лет?», — вопрошает он в конце своей статьи. И, с его позволения, мы ответим.

Три десятка лет — это как раз возраст так называемой «новейшей» российской архитектуры, которая началась в конце 1980-х с открытия первых авторских мастерских. Архитектуры, которой посвящена выставка, открывающаяся одновременно с выходом этого номера в Музее архитектуры. При ее подготовке, в которой наша редакция принимает самое непосредственное участие, фактически все, что произошло с начала 1990-х, было заново вытащено на свет, взвешено и оценено, оплакано, раскритиковано или похвалено. И сквозь толщу всех этих впечатлений ситуация сегодняшняя преломляется, а утопии-утопленницы, опутанные тиной рутины, начинают всплывать на поверхность. Да, сегодня «Лахта Центр» и «Федерация» кажутся сколь неоднозначными, столь и сами собой разумеющимися. Однако еще 10 лет назад это были амбициозные мечты о небоскребе XXI века — хотя в наши дни то, что не только воображает, но и строит Стефано Боэри, кажется гораздо более близким этому образу. Да, стадион «Санкт-Петербург» оброс всеми возможными негативными коннотациями — но когда-то проект Кисё Курокавы казался абсолютным космосом, и построй его, как собирались, в 2009-м, воспринимался бы гостем из будущего.

И пусть поиск идентичностей, которые могли бы стать основой утопий для следующих поколений воображаемых сообществ, пока что в самом разгаре; пусть проекты реконструкции памятников утопиям прошлого выходят удачнее, чем попытки возведения новых; но если мы — с достаточным энтузиазмом и убеждением, вот прямо изо всех сил, — начнем по крайней мере воображать себе качественную архитектуру, которую наш журнал без колебаний поставил бы на обложку (пока что на ней — с редкой бережностью отреставрированный образец совмода), — она обретет-таки свои конструктив и коммуникации. Хотя, возможно, к тому моменту это будет называться совсем иначе.