Экспозиционный дизайн находится на стыке множества дисциплин и каждая из них бросает профессии собственный вызов. Контрибьюторы нынешнего номера рассказывают, как работать с самыми разнообразными пространствами, технологиями, контекстами и смыслами; как стать со-куратором, но остаться архитектором; и как принять заказчика в команду.

Мы же хотим сосредоточится на той, чье имя в архитектурных кругах до сих пор не принято называть. С самого основания бюро мы поставили в центр своей практики красоту и полагаем, что именно она заслуживает того, чтобы стать главным критерием хорошего выставочного дизайна.

Красота здесь обретает особую функцию: апеллируя к чувственному ­опыту, она возвращает непосредственность восприятия. Она помогает в обход неизбежных и необходимых концептуальных наслоений соприкоснуться с аурой экспоната; создать — за неимением лучшего термина — ­атмосферу, способную настроить посети­теля на эстетическое переживание, которое всегда многокомпонетно, подвижно и неуловимо. Это трудноопределимое состояние не достигается за счет одних только движений глаз, одинаково безучастно скользящих по поверхности картины и по тексту этикетки. Эстетическое переживание имеет «рассеянный край» и задача экспозиционного дизайна сделать так, чтобы центральная часть этого опыта — восприятие экспоната — поддерживалась пространственными ­впечатлениями.

Искусство всегда было неразрывно связано с пространством, но с конца XIX века стало постепенно от него эмансипироваться. В 20-е годы прошлого века появился white cube — единый стандарт для демонстрации нового искусства, апеллирующего больше к рассудку, а не к чувствам. Сейчас стерильность белого куба все больше кажется репрессивной и антигуманной, кураторы и архитекторы ищут способы либо смягчать ее, либо создавать принципиально новое пространство для демонстрации искусства, которое больше не настаивает на своей нейтральности, а активно взаимодействует с экспонатом. И если экспонат красив, то почему бы и пространству не быть красивым?

Основная претензия к красоте заключается в том, что она субъективна, но здесь же кроется ее сила: переживание красоты субъективно, то есть происходит на глубоко личном уровне, и в эпоху бесконечного тиражирования знаков, или, как принято говорить «постправды», только здесь может обнаруживаться подлинность.

Мы уверены, что именно через красоту лучше всего реализуется образовательная функция выставки, которую многие считают основной. Потоки информации, со всех сторон затекающие в мозг современного человека, беспрепятственно и часто бесследно из него вытекают. А переживание красоты сделает посещение выставки частью внутреннего опыта и может стимулировать возникновение искреннего интереса к предмету, который через этот опыт «присваивается», заносится в каталог впечатлений и по необходимости оттуда извлекается.

Мы начали свою архитектурную практику с максималистского заявления: «Спасаем мир красотой». Это, в целом, небыстрое дело, но подключение красоты к образовательному процессу — важный стратегический прием.